Изучение поэзии Осипа Мандельштама. Урок I. Поэт и слово. Анализ стихотворения «Нотр Дам» Мандельштама
Notre Dame» (1912) принадлежит к раннему творчеству поэта и входит в его поэтический сборник «Камень» (1913). В центре этого стихотворения (как и сборника в целом) - образ камня, символизирующий приятие реальности бытия. Notre Dame, собор Парижской Богоматери, знаменитый памятник ранней французской готики, представляет собой преображенный камень, ставший воздушным храмом, вместилищем мудрости.
Первая же строка («Где римский судия судил чужой народ») отсылает читателя к историческому факту: Notre Dame стоит на острове Сите, где находилась древняя Лютеция - колония, основанная Римом. Так в стихотворении возникает римская тема, которая дает возможность ощутить историю как единый архитектурный замысел. Эта тема несет в себе объединяющее начало, совмещая различные культурные контексты в стихотворении.
Первые две строфы стихотворения построены по принципу антитезы: внешнему противопоставлено внутреннее. «Крестовый легкий свод» обнаруживает «тайный план» - «массу грузную стены». В третьей строфе различные культурные эпохи соединяются в «неслиянное единство» (определение О. Мандельштама), воплощенное в «стихийном лабиринте» храма. Поэт соединяет в ряд противоположные явления: «египетская мощь и христианства робость»; «с тростинкой рядом - дуб, и всюду царь - отвес». И наконец, четвертая строфа становится квинтэссенцией авторской идеи. Происходит зеркальная обратимость твердыни Notre Dame в «недобрую тяжесть» слова. Слово как бы уподобляется камню, на который человек направляет свои творческие усилия, стремясь сделать материю носителем высокого содержания.
Творчество Осипа Мандельштама - это яркая, и одновременно трагическая страница истории русской литературы. Поэта еще при жизни называли «лицом Серебряного века» за его творческую смелость, решительность и бескомпромиссность. Мандельштам не чуждался читать вслух перед широкой публикой антисталинские стихи в страшных 30-х годах, за что и нашел свою смерть в дальневосточном трудовом лагере.
Анализ стихотворения «Notre Dame»
В своем стихотворении автор описывает собор Notre Dame, но не с той стороны, как привыкли его видеть люди. Образ собора в произведении приобретает форму вызова, который бросил человек самому богу. Собор - это сотворенными человеческими руками, застывшая на множество веков стихия. Автор описывает готику Notre Dame, как явление, захватывающее дух человека.
Но вместе с восхищением от сооружения, в его сознании зарождается вопрос о том, зачем собор создавался, какие цели преследовала церковь, инициируя строительство Notre Dame? В тоге, автор приходит к выводу, что тяжесть собора недобрая, она угнетает человека, убивает его душу, напоминая о ничтожности человеческого существования.
«Бессонница. Гомер. Тугие паруса...»
Это произведение заслуженно является одним из самых достопримечательных в поэзии Мандельштама. Автор в своем стихотворении обращается к поэме Гомера «Илиада», не искажая при этом сюжетную линию древнегреческого произведения. Лирический герой рождает в своем воображении древне времена Троянской войны.
Перед его глазами с глубины истории всплывают могущественные парусники, на которых находятся греческие герои в сопровождении мифических богов. Такие иллюзии наталкивают героя на размышления о великой силе любви, из-за которой возникла война меду троянцами и греками. Герой понимает, что именно настоящая любовь является движущей силой в истории человечества: во имя любви слагают песни и стихи, идут на ратные подвиги, разжигают военные противостояния.
Стихотворение наполнено философским смыслом, реальный мир в нем сопряжен с миром фантазии, но парадоксальным образом они представляют собой единое целое.
Анализ стихотворения «За гремучую доблесть...»
В своем произведении автор пишет о судьбе интеллигентного благородного человека, которого советское государство и тоталитарная машина Сталина загнала в адские условия существования. Мандельштам сравнивает большевиков и их поклонников с «хлипкой грязцой», не знающей, что такое понятие чести и благородства.
Весьма смело для своего времени поэт описывает все ужасы коллективизации и насильственной идеологической пропаганды. Благородный человек в этом государстве имеет только два варианта действий, либо стать винтиком системы и активно поддерживать ее, либо добровольно упасть в «черную воронку» трудовых лагерей.
Анализ стихотворения «Я вернулся в мой город...»
В первых строках стихотворения «Я вернулся в мой город...» , автор описывает всю величественность и красоту Санкт -Петербурга, в котором прошло его детство и юность. Мандельштам мечтает о скором возвращении на свою Родину, чтобы вновь соприкоснуться с царственным городом. Однако, перед ним постает Ленинград середины 30-х годов со своими грязными улицами и жителями, которые не растеряв свое благородство, все же превратились в нищих, запуганных людей, благодаря стараниям сталинской власти.
Автор описывает все ужасы тоталитарного режима: дверные замки здесь круглосуточно открыты для гостей из НКВД, люди разговаривают здесь полушепотом, чтобы избежать возможных доносов. В стихотворении поэт в первую очередь обращался не к своему городу, не к советской власти, а к потомкам, чтобы они осознали всю трагичность страшных для России времен.
Нужна помощь в учебе?
Предыдущая тема: Цветаева «Кто создан из камня...» и «Тоска по родине»Следующая тема: Тема любви в мировой литературе: «cквозные» сюжеты
Стихотворение «Notre Dame» написано Осипом Мандельштамом в 1912 году. Именно в этот от литературного общества «Цех поэтов» отделилось новое направление. Его авторы называли себя акмеистами – «находящимися на вершине». В числе акмеистов оказался и Осип Мандельштам. Его лирика заявила об этом раньше, чем поэт примкнул к новому течению. Стихотворениям Мандельштама никогда не была присуща абстрактность и погружение во внутренний мир, характерные для символистов.
Каждая строка, каждая метафора у него – четкая линия цельного художественного полотна поэтического произведения. Таково и стихотворение, посвященное собору Нотр-Дам-де-Пари. Стоит отметить, что Мандельштам принял христианство в 1911 году. И больше всего его интересовали истоки католической веры. Изыскания в этой области вдохновили поэта на создание нескольких произведений, в том числе и «Notre Dame».
Размер стихотворения – шестистопный ямб. Он придает строфам и певучесть и ритмичность одновременно. Отсюда ощущение легкости строк, словно они действительно взлетают к самому куполу собора. И если у символистов эпитеты играют «служебную», проходную роль, то у Мандельштама они подчеркивают, усиливают качества описываемого предмета: «…Стоит базилика, и - радостный и первый -/Как некогда Адам, распластывая нервы,/Играет мышцами крестовый легкий свод».
У ключевого слова «свод» целых четыре эпитета и метафорическое сравнение с первым человеком на Земле. Так же, как Адам предстал перед Создателем, архитектурный венец предстает перед лирическим героем, которым является сам автор. Напряжение, созданное в первом четверостишии, рассеивается во втором: «…Здесь позаботилась подпружных арок сила,/Чтоб масса грузная стены не сокрушила,/И свода дерзкого бездействует таран». По сути, здесь описана динамическая статика.
Сильные, выразительные эпитеты – «подпружные» арки, «грузная» масса, «дерзкий» свод – рисуют нам картину архитектурного творения, живущего своей жизнью. И справляются с этим лучше, чем почти незаметные глаголы – «позаботилась», «сокрушила», «бездействует».
В третьем четверостишии поэт говорит о синтезе антагонистичных культур и религий, из которого возникла непостижимая красота рукотворного шедевра: «Души готической рассудочная пропасть,/Египетская мощь и христианства робость,». В заключительном четверостишии поэт подводит итог своим наблюдениям. Как матрешка в матрешке, здесь заключена метафора в метафоре: нависший свод собора символизирует собой некую угрозу, которая в свою очередь олицетворяет сомнения и творческие метания автора.
Размышляя, лирический герой обнаруживает, что угроза в то же время является и стимулом к созиданию: «Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,/Я изучал твои чудовищные ребра,-/Тем чаще думал я: из тяжести недоброй/И я когда-нибудь прекрасное создам…».
NOTRE DAME
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика, – и, радостный и первый,
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план,
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом – дуб, и всюду царь – отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра,
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам.
1912
Стихотворение Notre Dame «простое», потому что ясно представляет собой восторженное описание собора и затем вывод, четкий, как басенная мораль, – Но чем внимательней, твердыня Notre Dame, я изучал твои чудовищные ребра, тем чаще думал я: из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам . То есть: культура преодолевает природу, устанавливая в ней гармоническое равновесие противоборствующих сил.
Восторженное описание собора – можем ли мы его сразу пересказать? Может быть, и нет – но не потому, что оно очень сложное, а потому, что оно предполагает в читателе некоторые предварительные знания. Какие? По-видимому, предполагается, что мы 1) знаем, что Notre Dame – это собор в Париже, и представляем по картинкам, как он выглядит, – иначе мы не поймем ничего; 2) что мы из истории помним, что он стоит на том острове Сены, где было римское поселение среди чужого галльского народа: иначе мы не поймем I строфы; 3) что мы из истории искусств знаем, что для готики характерен крестовый свод, подпертый подпружными арками, аркбутанами: иначе мы не поймем II строфы. Кто не интересовался историей искусства, для тех напомним. В такой архитектуре, где нет арок и сводов, вся «недобрая тяжесть» постройки давит только сверху вниз – как в греческом храме. А когда в архитектуре появляются свод и купол, он не только давит на стены вниз, но и распирает их вбок: если стены не выдержат, они рухнут сразу во все стороны. Чтобы этого не произошло, в Раннем Средневековье поступали просто: строили стены очень толстыми – это был романский стиль. Но в таких стенах трудно делать большие окна, в храме было темно, некрасиво. Тогда, в Высоком Средневековье, в готическом стиле, купол стали делать не гладкий, как опрокинутая чашка, а клиньями, как сшитая тюбетейка. Это и был крестовый свод: в нем вся тяжесть купола шла по каменным швам между этими клиньями, а промежутки между швами не давили, стены под ними можно было делать тоньше и прорезать их широкими окнами с цветными стеклами. Зато там, где каменные швы с их умноженною тяжестью упирались в стены, эти места стен нужно было очень укреплять: для этого к ним снаружи пристраивали дополнительные опоры – подпружные арки, которые своей распирающей силой давили навстречу распирающей силе свода и этим поддерживали стены. Снаружи эти подпружные арки вокруг здания выглядели совсем как ребра рыбьего скелета: отсюда слово ребра в IV строфе. А каменные швы между купольными клиньями назывались нервюры: отсюда слово нервы в I строфе. Я прошу прощения за такое отступление: все это был еще не анализ, а те предварительные знания, которые автор предполагает у читателя до всякого анализа. Это важно для комментаторов: комментарий в хорошем издании должен сообщить нам, читателям, именно те предварительные знания, которых у нас может не быть.
Вот теперь этого достаточно, чтобы пересказать стихотворение своими словами по строфам: (I, экспозиция) собор на месте римского судилища красив и легок, (II, самая «техническая» строфа) но эта легкость – результат динамического равновесия противоборствующих сил, (III, самая патетическая строфа) в нем все поражает контрастами, – (IV, вывод) вот так и я хотел бы создать прекрасное из противящегося материала. В начале II и IV строф стоит слово но , оно выделяет их как главные, тематически опорные; получается композиционный ритм, чередование менее и более важных строф через одну. I строфа – взгляд изнутри под крестовый легкий свод ; II строфа – взгляд снаружи; III строфа – опять изнутри; IV строфа – опять изучающий взгляд снаружи. I строфа смотрит в прошлое, II–III – в настоящее, IV – в будущее.
Это – то читательское общее представление о стихотворении в целом, с которого начинается анализ. А теперь с этим представлением о целом проследим выделяющиеся на его фоне частности. Готический стиль – это система противоборствующих сил: соответственно, стиль стихотворения – это система контрастов, антитез. Гуще всего они – мы это заметили – в III строфе. Самая яркая из них: Души готической рассудочная пропасть : пропасть – это что-то иррациональное, но здесь даже пропасть, оказывается, рационально построена человеческим рассудком. Стихийный лабиринт – это нечто горизонтальное, непостижимый лес – нечто вертикальное: тоже контраст. Стихийный лабиринт: природные стихии организованы в человеческую постройку, запутанную, но сознательно запутанную. Лес – это напоминание об очень популярном в эпоху символизма сонете Бодлера «Соответствия»: природа – это храм, в котором человек проходит сквозь лес символов, взирающих на него, и в этом лесу смешиваются и соотносятся звуки, запахи и краски, увлекая душу в беспредельность. Но это напоминание полемическое: у символистов природа была нерукотворным храмом, у Мандельштама, наоборот, рукотворный храм становится природой. Далее, Египетская мощь и христианства робость – тоже антитеза: христианский страх Божий неожиданно побуждает возводить постройки не смиренные и убогие, а могучие, как египетские пирамиды. С тростинкой рядом дуб – та же мысль, но в конкретном образе. В подтексте этого образа – басни Лафонтена и Крылова: в бурю дуб гибнет, а тростинка гнется, но выживает; а за ней – еще один подтекст с контрастом, сентенция Паскаля: Человек – лишь тростинка, но тростинка мыслящая , у нас ее помнят по строчке Тютчева: ...и ропщет мыслящий тростник . А в ранних стихах самого Мандельштама тростинка, вырастающая из болота, была символом таких важных понятий, как христианство, вырастающее из иудейства. Здесь я останавливаюсь, чтобы не отвлечься слишком далеко, но вы видите, как обогащает нас понимание этих частностей, к которым мы перешли от понимания этого стихотворения как целого.
Заметьте: во всем этом разговоре я не употреблял оценочных выражений: хорошо – плохо. Это потому, что я ученый, а не критик, мое дело описывать, а не оценивать. Как читателю мне, конечно, что-то нравится больше, что-то меньше, но это мое личное дело. Однако об одной строчке мне хочется сказать: она не очень удачна. Это во II строфе: свода дерзкого... таран . Почему таран? Здесь описываются сразу три движения. Масса грузная свода давит на стены вертикально вниз и в стороны; но дерзким назван свод скорее из-за его вертикального устремления снизу вверх, к готическому шпилю, укалывающему небо (выражение самого Мандельштама); а метафорический таран мы представляем себе бревном, не вертикально, а горизонтально бьющим в стену или ворота. Здесь эти три разнонаправленных образа стеснились и затемнили друг друга.
До сих пор я не выходил за пределы нашего стихотворения – говорил о его композиции, о системе контрастов и т.д. Это был чистый анализ, разбор от целого к частям. Но когда я позволял себе немного расширить поле зрения – включить в него отсылки к Бодлеру, Лафонтену, Паскалю, Тютчеву, – это я вносил уже элементы интерпретации: говорил о подтекстах. Теперь я позволю себе немного расширить поле зрения в другую сторону: сказать о контексте, в который вписывается это стихотворение у Мандельштама и его современников. Стихотворение было опубликовано в начале 1913 г. в приложении к декларации нового литературного направления – акмеизма, во главе которого были Гумилев, Ахматова и всеми позабытый Городецкий. Акмеизм противопоставлял себя символизму: у символистов – поэзия намеков, у акмеистов – поэзия точных слов. Они объявляли: поэзия должна писать о нашем земном мире, а не о мирах иных; этот мир прекрасен, он полон хороших вещей, и поэт, как Адам в раю, должен дать имена всем вещам. (Вот почему Адам упомянут, казалось бы, без особой надобности в I строфе Notre Dame). И в самом деле, мы можем заметить: Notre Dame – стихотворение о храме, но это не религиозное стихотворение. Мандельштам смотрит на храм не глазами верующего, а глазами мастера, строителя, которому неважно, для какого бога он строит, а важно только, чтобы его постройка простояла прочно и долго. Это подчеркнуто в I строфе: Notre Dame – наследник трех культур: галльской (чужой народ) , римской (судия) , и христианской. Не культура есть часть религии, а религия – часть культуры: очень важная черта мировоззрения. И к этому ощущению, общему для всех акмеистов, Мандельштам добавляет свое личное: в своей программной статье «Утро акмеизма» он пишет: «Любовь к организму и организации акмеисты разделяют с физиологически гениальным Средневековьем» – и дальше произносит панегирик готическому собору именно как совершенному организму.
Почему Мандельштама (в отличие от его товарищей) так привлекало Средневековье – на это мы не будем отвлекаться. Но заметим: «организм» и «организация» – понятия не тождественные, они противоположные: первое принадлежит природе, второе – культуре. В своей статье Мандельштам прославляет готический собор как естественный организм; в своем стихотворении он прославляет Notre Dame как организацию материала трудами строителя. Это – противоречие.
Но посмотрим теперь на второе стихотворение, написанное через 25 лет, и противоречия не будет. Notre Dame был гимном организации, культуре, преодолевающей природу; второе стихотворение – это гимн организму, культуре, вырастающей из природы. Оно сложное, оно приглашает нас не к анализу, а к интерпретации: чтобы мы разгадывали его, как кроссворд.
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Анализ стихотворений О.Э. Мандельштама
Стихотворение “Автопортрет”
Художественный мир О.Мандельштама сложен для интерпретации. Перед анализом его стихотворений испытывают трудности как учителя, так и учащиеся. Одной из особенностей индивидуального стиля художника является целостная структура его поэтического мира, где все стихотворения связаны в некое единое архитектурное целое.
Каждое стихотворение необходимо рассматривать, не вырывая его из контекста стихотворного цикла сборника, в который оно помещено, и культуры в целом.
Ведущие принципы эстетики О.Э. Мандельштама можно проследить на примере стихотворения “Автопортрет”:
В поднятьи головы крылатый
Намёк -- но мешковат сюртук;
В закрытьи глаз, в покое рук --
Тайник движенья непочатый.
Так вот кому летать и петь
И слова пламенная ковкость, --
Чтоб прирождённую неловкость
Врождённым ритмом одолеть!
Детали автопортрета в стихотворении объединены по принципу контраста видимого покоя (статики) и скрытого движения, вулканической энергии:
“поднятье головы”,
“крылатый намёк” -- “мешковат сюртук”;
“закрытье глаз”,
“покой рук” -- “тайник движенья непочатый”.
Сам Мандельштам называл этот принцип “сталкиванием противоположностей”, “сочетанием разнокачественных признаков”. Антитеза покоя-движения придаёт стилю художника внутреннюю напряжённость. Отметим важную деталь: “Тайник движенья непочатый”. Это скрытое качество души, человеческой сущности Мандельштама также станет его основным стилевым принципом. Каждое стихотворение полно внутренней динамики, волевого движения. Для поэта важен сам процесс созидания, выстраивания формы, смысла, духа…
Во второй строфе даётся центральный образ авторского художественного мира: “И слова пламенная ковкость”. Заметим, что в контексте стихотворения “слово” сравнимо с металлом, породой, обладающей колоссальными внутренними потенциями.
“Слова как бы уподобляются камню, обнаруживая свою внутреннюю динамику, подвижность”. Именно это слово-камень как воплощение несокрушимости, неизменности реального мира и становится объектом направленных на него творческих усилий человека, стремящегося одухотворить эту грубую материю.
Обращают на себя внимание читателя последние две строки стихотворения, где по принципу антитезы сближаются сходные по звучанию слова: “прирождённую неловкость”, “врождённым ритмом”.
Согласно основам структурного анализа Ю.М. Лотмана, “антитеза означает выделение противоположного в сходном”.
Попробуем выяснить, в чём смысл этого сближения (“со-противопоставление”). Мотив скрытого внутреннего движения, заявленного в начале стихотворения, реализуется в образе “врождённого ритма”; слово “врождённый” семантически в контексте стихотворения воспринимается как неотъемлемое качество личности, Божий дар, который поэт пронесёт через всю свою жизнь. И здесь же по звуковому сходству сближается “прирождённая” (неловкость) -- в значении временного затруднения, некоей преграды, которую необходимо преодолеть (“неловкость”, происшедшая при рождении).
Итак, что скрывается под этой “прирождённой неловкостью”?
Ответ на этот вопрос можно получить из автобиографических строк другого стихотворения Мандельштама -- “Стихи о неизвестном солдате”:
Я рождён в ночь со второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадёжном году, -- и столетья
Окружают меня огнём.
Метафора на грамматическом уровне (“в девяносто одном ненадёжном году” -- употребление количественного числительного вместо порядкового при согласовании с существительным) становится глобальной метафорой косноязычия собственного, семьи, эпохи…
“Что хотела сказать мне семья? Я не знаю. Она была косноязычна от рождения. Надо мной и над многими современниками тяготеет косноязычие рождения”.
Значит, “прирождённая неловкость” -- это косноязычие и даже безъязычие собственное, семьи, эпохи; это детский лепет, который, наполнившись “нарастающим шумом века”, обретает силу и мощь языка, преображённого “врождённым ритмом”.
Стихотворение “Notre Dame”
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика, и -- радостный и первый, --
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый лёгкий свод.
Но выдаёт себя снаружи тайный план:
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила --
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом -- дуб, и всюду царь -- отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные рёбра --
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам...
Одним из программных произведений Мандельштама в сборнике “Камень” является стихотворение “Notre Dame”.
Чтобы раскрыть смысл этого стихотворения, необходимо вписать его анализ:
1) в единство замысла сборника “Камень”;
2) в творческую концепцию мировоззрения поэта;
3) в историко-культурный контекст.
Как и в стихотворении “Автопортрет”, центральным, кульминационным образом-символом становится камень.
“Акмеисты с благоговением поднимают таинственный тютчевский камень и кладут его в основу своего здания”.
Грубая материалистическая весомость камня выражает приятие реальности, бытия.
“Камень как бы возжаждал иного бытия. Он сам обнаружил скрытую в нём потенциальную способность динамики -- как бы попросился в “крестовый свод” -- участвовать в радостном взаимодействии себе подобных”.
В контексте творчества О.Э. Мандельштама на камень человек направляет свои творческие усилия, стремится сделать материю носителем высокого содержания. Вспомним строки из стихотворения “Я ненавижу свет…”:
…Кружевом, камень, будь
И паутиной стань.
Собор Notre Dame становится образом преображения камня. Рукою таинственного “строителя щедрого” камень стал воздушным и светозарным храмом, вместилищем мудрости.
Notre Dame -- собор Парижской Богоматери, знаменитый памятник ранней французской готики. С первой строки стихотворения Мандельштам как бы налагает контекстуальные пласты друг на друга, вызывая ассоциативные ряды у читателя.
“Где римский судия судил чужой народ…” -- автор явно отсылает нас к историческому факту. Notre Dame стоит на острове Сите, где находилась древняя Лютеция -- колония, основанная Римом. Так в стихотворении возникает римская тема. Рим -- “корень западного мира”, “камень, замыкающий свод”.
Римская тема даёт возможность ощутить историю как единый архитектурный замысел. Опосредованно заявленная, эта тема несёт в себе объединяющее начало, отсюда совместимость различных культурных контекстов в стихотворении.
Метафорическое сравнение храма с первым человеком, Адамом, даёт скрытую аналогию: соотнесённости частей тела с частями храма.
Традиционно с образом Адама связан мотив радости существования, счастья бытия. Мандельштам обыгрывает эту идею, смещая акценты: метафорически явно связанный с Адамом, несёт в себе идею бытийственности.
Первые две строфы стихотворения построены по принципу антитезы: внешнему противопоставлено внутреннее. “Крестовый лёгкий свод” обнаруживает “тайный план” -- “массу грузную стены”. Через ощутимую тяжесть возводимого здания, грозное давление массивного свода на подпружные арки реализуется мотив камня. Метафора “и свода дерзкого бездействует таран” строится по принципу антитезы. Тот же контраст, что и в стихотворении “Автопортрет”: скрытая вулканическая энергия замерла лишь на мгновение, словно пятая стихия, зависшая между Небом и Землёй.
Существование Notre Dame -- это вызов, брошенный человеком Небу, вечности (“Неба пустую грудь // Тонкой иглою рань”). Сей дерзновенный проект -- застывшая стихия, сотворённая человеком.
В третьей строфе различные культурные эпохи соединяются в “неслиянное единство” (определение О.Мандельштама), воплощённое в “стихийном лабиринте” храма. Через архитектурное совершенство собора, через его виртуозную “сотворённость” и величественную “телесность” проступают черты прошлых культур.
Чтобы показать этот синтез, подчеркнуть ёмкость открывающегося ирреального пространства храма, поэт использует оксюморон (“Души готической рассудочная пропасть”), соединяет в ряд противоположные явления: “египетская мощь и христианства робость”; “с тростинкой рядом -- дуб, и всюду царь -- отвес”.
И наконец, четвёртая строфа становится квинтэссенцией авторской идеи. Происходит зеркальная обратимость твердыни Notre Dame в “недобрую тяжесть” Слова.
Слово становится объектом творческих усилий человека.
Гениальная художественная интуиция поэта позволяет открыть единство культурного пространства. В этом едином культурном пространстве, где сосуществуют все эпохи, следы которых увидел Мандельштам в “твердыне” Notre Dame, растворены “сознательные смыслы” слов -- Логосы. Но лишь в архитектурной организации, выстроенности поэзии Слово-Логос обретает своё истинное бытие, истинное значение, более подвижное, нежели данное в словаре, существующее только в данной архитектонике, данной комбинации.
“Из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам”.
Лишь в контексте стихотворения “Notre Dame” словосочетание “тяжесть недобрая” обретает совершенно новую, неожиданную семантику: обозначает Слово.
“Любите существование вещи больше самой вещи и своё бытие больше себя…” -- скажет О.Мандельштам.
Слово как бы уподобляется камню, обнаруживая свою внутреннюю динамику, и стремится участвовать в “радостном взаимодействии себе подобных” в смысловом поле культуры.
стихотворение стиль поэт мандельштам
Стихотворение “С весёлым ржанием пасутся табуны…”
По словам И.Бродского, “поэзия есть прежде всего искусство ассоциаций, намёков, языковых и метафорических параллелей”.
В таком ключе разворачивается римская тема в сборнике О.Мандельштама “Камень”. Поэт как бы набрасывает, налагает контексты, которые сквозят друг сквозь друга; порождённые таким образом ассоциации открывают новые и новые смысловые глубины.
Мысль о единстве европейской культуры станет сквозной и определяющей в творческом сознании Мандельштама. Так появляется пластический образ Рима, ставший некоей всемирной тысячелетней твердыней, “началом начал”, колыбелью цивилизации. Но этот образ в поэтической системе координат Мандельштама носит амбивалентный характер -- это точно найденный пластический свод сразу двух тем:
1) “Рим, сокровищница классического искусства, -- воплощение темы вечно живой культуры”;
2) “Рим, столица одной из мировых религий, -- носитель темы “родины духа, воплощённого в Церкви и архитектуре””.
Обе темы сплетаются и подчас носят элегический характер.
Так, стихотворение “С весёлым ржанием…” становится прощанием с Римом. Вечного нет и в Вечном городе.
“С весёлым ржанием пасутся табуны, // И римской ржавчиной окрасились долины”.
Пространство Вечного города разрастается, органично включая в себя мир природы. Появляются мотивы оскудения, упадка, которым охвачена тема Рима (ср.: “Рима ржавые ключи”). Но оксюморонный образ -- “сухое золото классической весны” -- начисто лишён традиционной элегической интонации по поводу быстротекущего времени, “прозрачная стремнина” которого свидетельствует о бренности бытия. Время -- центральная категория поэтического мира Мандельштама (“Мне хочется следить за шумом и прорастанием времени”). Время в стихотворении “С весёлым ржанием…” не только течёт и уносит, оно ещё и катится “державным яблоком”.
Яблоко -- образ-символ, который в контексте культуры порождает разрастающуюся ветвь ассоциаций:
Это и яблоко раздора с надписью “Прекраснейшей”, из-за которого поспорили между собой богини Афродита, Афина и Гера и началась Троянская война.
Напомним, что для разрешения спора Зевс отвёл богинь на гору Иду, где пас стадо юный Парис (этот мифологический сюжет возвращает нас к первой строчке анализируемого стихотворения и вызывает предощущение свершающегося Рока).
Парис выбрал Афродиту. Богиня красоты в древнегреческой мифологии -- это и символ осени, меди (металла).
Яблоко-сфера-шар -- античный символ полноты и совершенства.
На заявленный в стихотворении мотив осени (“Топча по осени дубовые листы”) налагаются всё новые и новые ассоциации, открываются новые подтексты.
Так, осень античными народами воспринималась как “высшая точка года”. Всё сливалось в единый образ благодатного мира, освоенного трудом и волей человека. Возникает мотив преображённого космоса, его архитектурной выстроенности, осуществлённой человеческими усилиями. Как и в стихотворении “Notre Dame”, появляется тема творческого порыва как соучастия “в великом акте Бытия”.
Мотивы осени, творчества обрастают ещё одним поэтическим контекстом: в стихотворении явно звучит реминисценция из Пушкина: “Да будет в старости печаль моя светла”.
Осень для Пушкина -- пора наибольшего творческого расцвета, время гармонической завершённости и величавого покоя. Открытая реминисценция становится способом выражения всё того же “римского колорита”. Рим связан с идеей внутренней сосредоточенности, пика творчества и покоя, с идеей духовной свободы.
Но лирический герой в стихотворении выступает в роли Овидия, изгнанного из Рима. В резных очертаниях дубовых листьев угадывается профиль Цезаря (напоминающий ахматовский, отсюда эпитет: “сей профиль женственный с коварною горбинкой” -- эта деталь даёт нам ещё одну ассоциативную линию, спроецированную на современную Мандельштаму действительность), а в названии месяца августа слышится намёк на императора Гая Октавия, ставшего его преемником. Но ведь Гай Октавий, названный Августом, и выслал Овидия в глухую провинцию Рима. Возникает противостояние, “архетипическая драма” (И.Бродский) -- “поэт против империи”:
Овидий -- Август;
Пушкин -- Николай I.
Но Мандельштам делает попытку выстроить образ просветлённого и примирённого отношения к миру, почувствовать некую единую гармонию космоса (мира-“яблока”):
Я в Риме родился, и он ко мне вернулся…
В этой формуле выведен закон повторяемости, обратимости времени: закат, осень, “яблоком” катящиеся годы, уносимые “прозрачной стремниной времени”, -- всё возвращается к началу, и сквозь месяц август сейчас, в XX веке, улыбнётся Гай Октавий Август.
“Поэт заговорил на языке всех времён, всех культур…”; “Слово… оживляется сразу дыханьем всех веков” (О. Мандельштам. Слово и культура).
Жизнь Мандельштама многократно усиливает трагическое звучание его стихов. В ХХ веке Мандельштам был не первым и не последним поэтом в нашем отечестве, лишившимся «и чаши на пире отцов, и веселья, и чести своей». В чуждом ему государстве (государстве, но не Отечестве) судьба его и не могла быть иной, как и судьба любого другого правдивого художника. Но какой была бы творческая судьба Мандельштама, если бы наша страна избрала в ХХ веке другой исторический путь? Ответ И. Бродского на этот вопрос звучит неожиданно: вряд ли его «судьба уж так бы изменилась». Значит, не только в области идеологии, политики, истории надо искать истоки трагизма поэзии Мандельштама, и значит, поэт погиб не только потому, что Сталин не простил ему беспощадного сатирического стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны...»
Один из самых повторяющихся мотивов в лирике Мандельштама 1930-х годов - мотив смерти; само это слово настойчиво, как заклинание, повторяется вновь и вновь в стихотворениях тех лет. Но наряду с мотивом смерти присутствует и мотив ее преодоления, тема бессмертия как продолжения поэта в его стихах после смерти. Однако для Мандельштама характерен и еще один мотив, назовем его условно, мотив «бес-смертья», то есть принципиального отрицания смерти как определенной границы, рубежа, что-то в художественном мире поэта кардинально меняющего. Стихи Мандельштама - это и стихи о воскресении, о воскресении в слове, в мировой культуре, в возможности вести диалог с великими предшественниками. Художественный мир Мандельштама устроен так, что время в нем не определяется только лишь линейной горизонтальной протяженностью. Время у Мандельштама скорее не «горизонтальное», а «вертикальное», диалогическое, то есть в нем одновременно могут встречаться, перекликаться разные эпохи, близкие друг другу, но разделенные веками голоса. Например, в стихотворении «Как светотени мученик Рембрандт...», в котором становится возможным диалог между лирическим героем - двойником Мандельштама, Рембрандтом и Иисусом Христом. Поэтому смерть в таком мире (в таком времени и пространстве) принципиальной роли не играет, ведь диалог эпох, разных времен и культур будет продолжен, и он не прерывается с физической смертью его участников...
Тему крестных страданий, «сораспятия» поэта, художника-творца, повторяющего жертвенный подвиг Иисуса, Мандельштам продолжит впоследствии в стихотворении «Как светотени мученик Рембрандт...».
Это стихотворение было вызвано картиной «Шествие на Голгофу», на которой было изображено распятие Христа. Картина в 1930-е годы атрибутировалась как произведение Рембрандта, но позднее было установлено, что она принадлежит кисти одного из его учеников. «Светотень» здесь, мучениками которой являются, по Мандельштаму, и Рембрандт, и Христос, и лирический герой стихотворения, предстает не только как средство создания психологической напряженности в живописи Рембрандта, но и прежде все- го как нравственная категория, борьба добра и зла, сил «света» и «тьмы». Обращение к судьбе Рембрандта неслучайно: жизненный и творческий путь великого художника был тернист, властью он обласкан не был и умер в одиночестве. Для подлинного художника такая судьба не исключение, а скорее правило. К нему - предшественнику по трагической судьбе - и обращается лирический герой:
Простишь ли ты меня, великолепный брат. И мастер, и отец черно-зеленой теми...
Это обращение к «великолепному брату» воспринимается в контексте стихотворения как обращение за поддержкой к тому, кто не изменил своему высокому предназначению, кто с честью прошел свой тернистый путь до конца. Лирический герой здесь сближается и с Рембрандтом, и с Христом - художником, архитектором мироустройства, автором мировой гармонии. Имя Христа здесь не названо, называется и становится значимой лишь одна деталь - «резкость моего горящего ребра» (пронзенный копьем на кресте Иисус), выступающая как символ страданий обладающего пророческим зрением художника. Поэт обладает особым зрением («око соколиного пера» - то есть, видимо, зрение острое, как у сокола), особым даром прозревать будущее, видеть то, что сокрыто временем. Но это дар трагический - дар Кассандры 1 .
Трагические пророчества Мандельштама в полной мере были оценены не современниками, но потомками. В этом стихотворении Мандельштама, как и в «Щелкунчике» (и во многих других), подтверждается сделанный ранее выбор трагического, но единственно достойного и возможного для художника пути - пути жертвенного подвига.
Приближался роковой для Мандельштама 1938 год, когда трагической аллегории «щелкунчика», «щегла» суждено было стать реальным поступком - фактом жизни поэта Мандельштама и фактом отечественной литературы. Б. Пастернак сказал бы: «И тут кончается искусство, // И дышат почва и судьба» («О, знал бы я, что так бывает...»).
«Щелкунчик», по воспоминаниям Н. Мандельштам, - «домашнее название» стихотворения О. Мандельштама «Куда как страшно нам с тобой...».
Этим стихотворением открываются «новые стихи» (с «новым голосом») поэта - стихи 1930-х годов, когда была создана едва ли не половина всех его лирических произведений. К Мандельштаму в это время возвращается поэтическое дыхание, стихи идут «неостановимо, невосстановимо»; в сравнении с предшествующим периодом творчества, они иные - напористые, импульсивные, страстно-откровенные. Мандельштам уже знал, что его поединок с государством закончится для него трагично, и это знание освободило, раскрепостило его: он обрел решимость договаривать все до конца. Страх и его преодоление, подчинение парализующему страху и изживание его, приятие своей судьбы как неизбежности, как добровольной жертвы - вот тема стихотворения. После него - после окончательного выбора позиции на уровне модели поэтической судьбы - было неизбежно появление и «Как светотени мученик Рембрандт...», и «За гремучую доблесть грядущих веков...», и «Нет, не спрятаться мне от великой муры...». Логическим следствием стал и «прямой и потому прямолинейный» (С. Аверинцев) поступок Мандельштама - стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны, // Наши речи за десять шагов не слышны...»
Поэтика Мандельштама отличается многодонностью, усложненностью образов, и щелкунчик - адресат этого знаменитого поэтического обращения - образ также многозначный, зашифрованный несколькими «шифрами». Обусловленный фактами реальной биографии Мандельштама, этот образ стал емким художественным обобщением - двойником поэта, символом его крестного пути. Щелкунчик эволюционирует, перекликается с другими, близкими ему образами в поэзии Мандельштама, вступает в диалог с европейской (средневековой) культурной традицией, обрастает дополнительными смыслами. Образ, мотив, идея щелкунчика интертекстуальны, причем интертекстуальность проявляется не только на уровне поэтических текстов Мандельштама, но и прозаических, и эпистолярных, и «текста» биографии поэта (ср.: «Если наша жизнь не текст, то что же она такое?» - Р.Д. Тименчик). То есть щелкунчик - это образ-интертекстема в жизни и творчестве поэта, и небезынтересно проследить его эволюцию и различные грани, варианты воплощения.
Размещено на Allbest.ru
Подобные документы
Музыка и образ музыканта в русской литературе. Особенности творчества О. Мандельштама. Литературные процессы начала ХХ века в творчестве О. Мандельштама. Роль музыки и образ музыканта в творчестве О. Мандельштама. Отождествление поэта с музыкантом.
дипломная работа , добавлен 17.06.2011
Сопоставительный анализ стихотворений А. Блока "В ресторане", А. Ахматовой "Вечером" и О. Мандельштама "Казино". Эпоха "Серебряного века" и характерные черты этого направления. Символы в произведении Ахматовой и их отражение у Мандельштама и Блока.
эссе , добавлен 12.03.2013
Изучение творчества О.Э. Мандельштама, которое представляет собой редкий пример единства поэзии и судьбы. Культурно-исторические образы в поэзии О. Мандельштама, литературный анализ стихов из сборника "Камень". Художественная эстетика в творчестве поэта.
курсовая работа , добавлен 21.11.2010
Жизненный и творческий путь О. Мандельштама. Стихотворение "Мы живем под собою не чуя страны…" как знаковое произведение в творчестве поэта. Отношения между поэтами, писателями и властью. Внутренние побуждения Мандельштама при написании стихотворения.
реферат , добавлен 22.04.2011
Краткие биографические сведения и многочисленные фотографии из жизни О.Э. Мандельштама - крупнейшего русского поэта XX века. Мандельштам как жертва политических репрессий. Характеристика творчества известного поэта, его дружба с Гумилевым и Ахматовой.
презентация , добавлен 16.02.2011
Сведения о родителях и периоде обучения Осипа Эмильевича Мандельштама, отражение его поэтических поисков в дебютной книге стихов "Камень". Творческая деятельность русского поэта (новые сборники, статьи, повести, эссе), причины его ареста и ссылки.
презентация , добавлен 20.02.2013
Между символизмом и футуризмом. Пути творческого поиска поэта. Первые публикации стихотворений Бориса Пастернака. Истоки поэтического стиля Пастернака. Категория целостного миропонимания, выношенного и продуманного.
реферат , добавлен 11.12.2006
Отображение мыслей и чувств нового человека - строителя социалистического общества как ключевая тема творчества В.В. Маяковского. Лирический герой Маяковского - борец за всеобщее счастье. Характеристика и анализ наиболее известных стихотворений поэта.
реферат , добавлен 12.01.2013
Документальная основа сборника стихотворений русского писателя В.Т. Шаламова. Идейное содержание и художественная особенность его стихов. Описание христианских, музыкальных и цветописных мотивов. Характеристика концептов растительного и животного мира.
курсовая работа , добавлен 08.12.2016
Изучение биографии и литературной деятельности русского писателя и поэта Андрея Белого. Характеристика лейтмотивной техники ведения повествования, эстетического переживания мира. Анализ сборников стихотворений "Пепел" и "Урна", симфонии "Героическая".